"Зима принадлежит грабителям". За чем охотятся черные копатели
В начале сентября группа археологов обнаружила под Ржевом братскую могилу советских солдат. Собрать все получилось с трудом: до исследователей здесь побывали неизвестные, которые разграбили могилу, а останки бойцов бросили в овраг.
По неофициальным данным, сегодня в России насчитывается два миллиона черных копателей, среди которых есть как фанатики, так и мародеры-трофейщики. О том, сколько зарабатывают так называемые копари, почему музеи не хотят иметь с ними дело и как поделен рынок "могильного" антиквариата — на условиях анонимности РИА Новости рассказал один из них.
О мародерах и фанатиках
Нас можно разделить на три типа. Первые — "искатели " — хотят быть первооткрывателями, находить предметы, которые никто не держал в руках сто, пятьсот, а то и тысячу лет. Они оставляют находки себе или продают за ненадобностью. Но ими движет страсть к истории. Когда деятельность копателей не была урегулирована законом, эти люди делились находками с археологами. Выпущено множество официальных каталогов с такими артефактами.
Вторые — "копари". Они ищут для продажи, определяют ценность предмета в первую очередь по стоимости. Они не контактируют с музеями, это им неинтересно. Поиск для них — дополнительный заработок, хобби, сравнимое с рыбалкой. Останки они не трогают, информацию о захоронениях передают поисковикам.
Третий тип — "браконьеры", назову их так. Махровые дельцы, настоящие черные копатели, живущие только за счет поиска. Кто-то специализируется на предметах старины (древних крестиках, языческих украшениях, монетах), кто-то торгует военными реликвиями. Если "браконьеры" находят останки, то обычно сами перезахоранивают без шума и огласки. Конечно, есть отморозки, для которых ничто не свято, они бросают кости.
О "крыше" копателей
Страну условно можно разделить на зоны поиска. В таежной части копать можно только в бассейнах рек, у озер, где были поселения. Находок там немного, потому что негде развернуться. Самое древнее — это украшения из бронзы возрастом около тысячи лет.
Есть средняя Россия. Это зона удельных княжеств, а значит, найдутся редкие монеты того периода — украшения, иконки, арабские и норманнские вещи. Людей здесь жило много, развивалось земледелие, сюда вели торговые пути, здесь шли постоянные войны. Есть место бизнесу "браконьеров".
О Юге страны отдельная речь — это котел цивилизаций. Там "все схвачено": есть группировки, которые контролируют рынок антиквариата, своя "крыша", которая в доле. Никто ничего не докажет: правоохранительные органы ловят искателей с монеткой в кармане, а южные "бонзы" как рыли курганы экскаваторами, так и роют. В антикварных магазинах на Юге продолжают торговать археологическими предметами. В Сочи, например, есть лавка, где продают аланские и скифские медные украшения.
Здесь золота много, а в украшениях оно имеет особую ценность. Многое идет за рубеж, пользуется спросом скифское и греческое золото. Но если продавец не имеет выхода на солидных коллекционеров, то находку, например маленькую бляшку, он продаст за пять тысяч рублей, не больше.
Находки свободно продают в интернете, это не проблема. Для старины есть свои аукционы, для находок с поля боя — свои форумы. Тот, кто опасается за безопасность, уходит в даркнет.
Об антикварах и "церковной мазне"
Скупка ценностей — это ремесло антикваров, они сами не копают. Некоторые антиквары на своем жаргоне иконы, например, называют "мазней" — это неплохо иллюстрирует их "облико морале".
Иконы раньше покрывали новыми слоями краски поверх старой. Задача специалиста — раскрыть наслоения и обнажить изначальную живопись. Работают химикатами, поэтому есть риск, что ничего под слоем не останется. Не так давно продали икону с ковчегом (углубление в доске) XIX века. Рискнули раскрыть живопись и дошли до IV века.
Первоначально ее продали за 200 тысяч рублей, потом перепродали за миллион, в дальнейшем дошло до 15 миллионов рублей. Это был редкий артефакт монгольского времени. Но если бы первый хозяин попытался сразу его выставить хотя бы за миллион, его бы уже не было в живых: алчность бы сгубила.
А на аукционе он торговать не захотел, потому что там большая комиссия.
Схожий случай был с золотой шкатулкой Екатерины II, которую копатель нашел у усадьбы на берегу Волги. Подписная шкатулка! Тоже продал за глупую цену, потому что вынудили неизвестные, запугали. В конце концов она дошла до одного влиятельного чиновника, и он подарил ее то ли в Эрмитаж, то ли в Русский музей.
О войне и "трех гусях"
Военные находки интересуют не всех, потому что в процессе поиска можно наткнуться на мину, да и проблем с законом иметь не хочется. Найдешь патрон — тебе уже грозит статья №222 УК (Незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия. — Прим. ред.), в простонародье называется "три гуся".
Есть официальные группы поисковиков — часто это ветераны-интернационалисты, тертые калачи. Ищут останки бойцов, взрывные объекты, чтобы уничтожить. Иногда под всем этим кроется негласная торговля находками. Кто влился в коллектив, тому повезло, он копает официально.
Есть и отморозки. Официальные поисковики для них — конкуренты, а останки бойцов — балласт. Кости вообще не имеют никакой ценности.
Люди занимаются ворошением могил, подбрасыванием гранат в костры. Они ищут раритеты в хорошем состоянии, редкие, с интересными клеймами. Награды находят нечасто, больше посуду, личные вещи, оружие.
Поиск в домах
Тысячи деревень по всей России заброшены. Находки там скромные: мебель, наивное крестьянское искусство, иконы, бумаги. В местах, где было крепостное право, иногда попадаются предметы из усадеб. Поиск в них я не считаю мародерством, нужно искать, но не крушить.
Несколько месяцев назад мы нашли редчайший стол "бобик" в стиле жакоб наполеоновских времен (столешница округлой, вогнутой с одной стороны формы, напоминающей боб. — Прим. ред.). Неизвестные не смогли его забрать и, видимо, от отчаяния разбили. Мы собирали кусочки шпона розового дерева по полу. Музей отказался брать эту "рухлядь", а коллекционер взял за 20 тысяч рублей и отдал на реставрацию.
Об аморальных раскопках
"Шурфиться" — означает вести незаконные раскопки. Как только с места уезжают археологи, приходят грабители. Зима принадлежит им. Они роют яму, продвигаются вперед, просвечивая отбросы аппаратом. Как дождевой червь пропускают весь грунт. Труд тяжелый, но вознаграждается.
При таком методе поиска срезается культурный слой не интересующих их эпох и все перемешивается, зато находок становится в разы больше.
Музейная зависть
У музеев нет денег, чтобы выкупать эти находки. Искатели дышат часами пылью, рвут одежду, таскают мебель, чистят предметы. Все это тяжелая сложная работа, за нее хочется получать вознаграждение. Может быть, кто-то фанатично спасает редкие вещи и хранит у себя дома либо дарит музеям, но большинство продают коллекционерам.
Мнение археолога
Руководитель поискового отряда Игорь Андреев:
Копатели мешают не только археологическим и поисковым работам, но и не дают опознать павших воинов. Яркий пример произошел две недели назад под Ржевом между деревнями Муравьево и Мончалово. Там, на месте сожженной немцами деревни Перхурово, были найдены тела более 20 бойцов.
Перед нами на эту могилу наткнулись черные копатели. Они разворошили кости, сбросили в одну яму в надежде найти что-то ценное. Останки мы собрали как смогли, передали в патриотический центр, и сейчас люди с ними работают, пытаются опознать личности погибших.
Мародеры искали каски, медальоны, кружки, ложки. Все это могло бы нам помочь при опознании, потому что чаще всего такие предметы подписывали. Но жалко не железо, которое ищут копатели, а захоронения, к которым относятся варварски. После археологических работ мы должны обязательно провести рекультивацию. Копателям же без разницы, что будет происходить дальше, они не тратят время на восстановление грунта.
Тут надо иметь совесть и уважение к воинам, которые погибли. Когда мы что-то находим, отдаем в музей. Нам ничего не платят, мы делаем все на добровольных началах. А если ты ищешь лазейки, чтобы нажиться — значит не понимаешь истинную цену войны.